Культура нечтения

Expert Kazakhstan продолжает цикл бесед «Национальная идея» о государственной идеологии и стратегических направлениях госполитики с казахстанскими интеллектуалами. Сегодня речь пойдет о том, почему казахстанская молодежь читает мало книг. «Чтение книг не является для молодых казахстанцев интересной формой проведения свободного времени, превалирующая доля молодежи, что составляет 78,6 процента, редко или вообще не читают книги», — пишут авторы социологического исследования «Молодежь Центральной Азии. Казахстан», подготовленного фондом имени Фридриха Эберта в Казахстане.

Бахытжан Бухарбай, известный публике как основатель клуба разговорного казахского языка — Bas Qosu, расширяет поле своей деятельности. На исходе 2016 года он написал книгу о важности чтения — «Күміс кітап». В ней автор, делясь своим читательским опытом, мотивирует молодежь к чтению.

В прошлом году г-н Бухарбай открыл издательство AmalBooks, начавшее свою деятельность с выпуска деловой литературы и документальной прозы.

Запретить это

— В своей книге «Күміс кітап» вы говорите, что современная молодежь мало читает. И объясняете это тем, что она не уверена в себе и не готова брать на себя ответственность. Какие социальные механизмы запустили эти паттерны?

— Попытаюсь ответить, но мой ответ, конечно же, субъективен. Почему недостаточная уверенность в себе мешает популяризации чтения? Тут я бы отметил два аспекта — культурологический и конъюнктурный. Позвольте ремарку. Большая часть нынешней молодежи Казахстана, как показывает статистика, казахоязычные ребята, поэтому предлагаю говорить не о казахстанской, а о казахской молодежи. Так вот, система казахского традиционного воспитания, я бы сказал, не без издержек, в ней достаточно часто встречаются запреты. В моей домашней библиотеке есть книга «Қазақтың ырымдары мен тыйымдары», что переводится как казахские суеверия и табу, так вот, в ней приведены тысячи ненужных запретов, использование которых в современном мире некоторые оправдывают тем, что они есть часть наших традиций.

Американские психологи еще в 1960‑х обнаружили феномен выученной беспомощности, learned helplessness. Проводились эксперименты на собаках: включали сирену, собаки от страха пытались вырваться из клетки, но их били слабым ударом тока. После серий таких испытаний собаки, заслышав высокий звук, больше не пытались убежать, ложились и просто скулили. Было выдвинуто предположение, что собаки не пытаются избежать удара током не потому, что боятся, а потому что привыкли к неизбежности. Ученые задались вопросом, насколько полученные результаты справедливы по отношению к людям. Была проведена серия экспериментов: фокус-группе предлагались нерешаемые задачи или в процессе их решения вводили неустранимые помехи. Люди, оказавшись в такой ситуации, теряли инициативу, у них снижалась самооценка и уровень притязаний.

Издержки казахскоговоспитания — гиперзаботаи множество запретов

Психологи пришли к выводу, что запретительный метод в воспитании детей делает их беспомощными. Получается, что важнейшую роль в формировании выученной беспомощности играет семья. Каждый ребенок стремится познавать мир, ему все интересно, он хочет что-то сделать сам. Но родительская гиперзабота, когда ребенку запрещают, пресекает эту самостоятельность. Впрочем, запретительный метод на руку родителям: дети пристают к ним с вопросами, а те, уставшие после работы, не желают тратить время и силы, чтобы удовлетворить детское любопытство, и пресекают все вопросы. По сути, это эгоизм. Когда много запретов, у человека вырабатывается выученная беспомощность, отсюда он перестает проявлять инициативу, потому что нельзя допускать ошибки, а возможность допускать ошибки — это очень важно. Издержки казахского воспитания — гиперзабота и множество запретов.

— Что касается ошибок, авторы книги «Нация умных людей», объясняя, почему Израиль смог построить инновационную экономику, говорят о правильном отношении к неудачам. Там к провалившемуся человеку не относятся как к неудачнику, ошибки, напротив, ценятся, потому что это опыт. Как говорится, за одного битого двух небитых дают.

— Соглашусь. Запреты воспитывают человека, не уверенного в собственных силах и возможностях. Они лишают ребенка права на свои ошибки и выводы. Ошибки и неудачи — неотъемлемая часть жизни. Как вообще можно верить в себя, если с детства не давали раскрываться?! Ребенок с таким бэкграундом идет в школу, где преподают люди, которые вышли из той же системы воспитания. Это продолжается в университете, где инициатива наказуема. В конечном счете формируется безынициативный человек. Если человек не верит в себя, наверное, ему будет сложно самому создавать для себя возможности, поэтому он ищет помощь со стороны.

А кто ему поможет, как не его родственники или сородичи. А у нас, не забудем, главенствует принцип «аға-көке», который больше подходит для родоплеменных отношений и который, наверное, был актуален в лучшем случае до революции. Так вот, выученная беспомощность накладывается на непотизм.

Интересно, что эти аға-көке, на кого молодые люди возлагают свои надежды, зачастую не являются близкими родственниками. Так что непонятно, почему они вообще надеются на них.

Ясно, что нельзя полностью перечеркивать традиционное воспитание, но, с другой стороны, мы не провели ревизию тех элементов, которые не соответствуют сегодняшнему времени.

Вперед в прошлое

— От каких элементов необходимо избавляться?

— В нашей системе воспитания также присутствует чрезмерная апелляция к образцам и моделям поведения прошлого. Недавно побывал в художественной галерее имени Кастеева в Жаркенте. В одном из залов были представлены детские конкурсные работы. На картинах изображены ханы и батыры, ничего кроме этого. Ни одного сюжета, обращенного в будущее или посвященного настоящему. Детские взоры не устремлены в будущее, дети не пытаются заглянуть за горизонт. Для них предпочтительны модели поведения прошлого (и это прививается им взрослыми), которые, надо заметить, уже не работают. Апеллирование к прошлому, возвеличивание былых времен повсеместно: почти все СМИ на казахском пишут больше про историю, в них практически уже не осталось журналистики.

Я часто встречаюсь с молодежью, рассказываю о важности чтения. На таких встречах говорю, что, условно, батыры — продукт своего времени и что батырство, скорее всего, очень хорошая модель поведения, но для того времени, для жаугершілік заманы, когда были войны и набеги, когда степняки знали, что могут умереть завтра, если враг внезапно нападет. Сейчас, объясняю молодежи, в этом нет необходимости. Поскольку батыру, условно говоря, не надо строить планы на будущее, он знает, что сложит голову на поле брани. Заложенное воспитанием игнорирование завтрашнего дня, мне кажется, проявляется в тоях, которые закатываются в таких масштабах, будто живем последний день. Поле боя сегодня, на котором современное поколение может и должно проявить себя, — высокие технологии, наука, искусство и так далее.

На встречах с молодежью я говорю, что тот же Илон Маск гораздо ближе к современным казахам, чем батыры прошлого, поскольку он живет сегодня.

— Надо работать с родителями, объяснять им, что их дети, если хотят стать крутыми программистами, будут конкурировать не с Арманом из соседнего дома, а с умными ребятами из Китая, Индии, Украины. Ведь глобализация позволяет привлекать работников дистанционно.

— Возможно, вы правы и действительно надо работать как с родителями, так и с подрастающим поколением. Но, с другой стороны, легче работать с молодыми, у них еще не так много стереотипов и ненужных наслоений от системы воспитания и образования. В этом смысле работать с родителями тяжело. По своему опыту скажу, на мои публичные выступления реагируют агрессивно чаще всего люди старшего поколения, а молодые относятся более лояльно, прислушиваются и делают какие-то выводы. Гораздо интереснее спасать молодые умы. Чтобы работать со взрослыми, надо провести большую работу — слой за слоем очищать их мировоззрение от стереотипов. Это займет время, а у нас его не так много, ведь мир стремительно меняется.

Писателям не до книг

— А что со вторым, конъюнктурным, аспектом, который мешает популяризации чтения?

— Второй аспект — сегодняшняя конъюнктура, когда молодые люди не видят прямой зависимости между инвестированием в себя и возможностью получить высокооплачиваемую работу. Чаще всего у нас срабатывают другие механизмы — знакомства, важно оказаться в правильной команде, чтобы добиться успехов в карьере.

Да и моделей для молодежи, которые им кажутся перспективными, по сути, всего четыре. К ним относятся чиновничество, бизнес, чаще всего под ним подразумевается госзаказ, спорт и шоу-бизнес. Молодежь стремится туда, а зачем там знания и компетенции?

Но главная причина, почему у нас мало читают, все же культурологическая, связанная с издержками запретительного воспитания и чрезмерного апеллирования к прошлому. Теоретически предположим, что завтра правительство сменится, но это ничего не даст, поскольку мы воспроизведем то, что сейчас имеем: люди, выросшие на запретах, все равно будут враждебно относиться к новому. Обыватели продолжат выступать против концертов группы Ninety one, а власть — пытаться блокировать интернет, хотя она в этом не признается.

— Почему наши писатели, сделавшие имя в советскую эпоху, не смогли предложить героев и нарративы, которые оказались бы интересными для современного читателя? А ведь захватывающих тем в начале 1990‑х было много. Например, казахи массово переезжали в города. А тут и личная, и социальная драма — было трудно прокормить семью, сельская ментальность преломлялась в городских условиях и так далее.

— Мы же видели онлайн-трансляцию последнего съезда Союза писателей, когда был избран новый председатель. Казалось бы, молодежь и ждет позитивных сигналов со стороны старшего поколения, однако на что она может рассчитывать, наблюдая ту грызню? Зачем молодежи те писатели, которые больше думают о том, как вернуть преференции, что были в советское время, но не думают о том, чтобы написать эпохальную книгу? Видя это, молодежь разочаровывается в интеллигенции.

Старшее поколение писателей, мне кажется, не смогло перестроиться, поскольку привыкло работать в другой системе координат, которую задавал некогда безальтернативный Союз писателей. Сегодня важно подстраиваться под читателя, а не ждать, что публика сама прочтет книгу только потому, что ее написал писатель, обласканный вниманием союза.

Таланты остаются без денег

— Почему не появился автор новой волны, который написал бы такое произведение? В России есть Пелевин, который ухватил дух времени, описал его и поэтому популярен и у нас.

— В России есть рынок, а у нас его нет. Нет независимых издателей. Книг, если честно, выпускается немало, издательств много, но формат работы — госзаказ, а это уже другой мотив. Когда дело строится на госзаказе, то речь не идет о появлении интересного автора, который написал бы эпохальное произведение.

С прошлого года работаю в формате независимого издателя и с чем я столкнулся? Казалось бы, столько книг печатается на казахском, однако нет адаптированной компьютерной программы, которая верстала бы казахский текст. Приходится переносы делать вручную. В результате текст на казахском верстается в три раза дольше, чем текст на русском.

Чтобы адаптировать программу, мне кажется, не нужны огромные суммы денег, но эта работа не была проведена. Получается, что у нас нет адаптированной программы, потому что казахские издатели, выпускающие книги в рамках госзаказа, не были мотивированы делать качественный продукт, чтобы завоевать читателя? Качественно сверстанная книга — это возможность того, что читатель ее не закроет сразу. Я не говорю обо всех издателях и писателях, но такой тренд прослеживается.

— Не заинтересованы, потому что большинство сидит на госзаказе?

— Как работает независимый издатель? Я вот ищу авторов, изучаю предпочтения читателей, какие темы и жанры их заинтересуют. Если я берусь за издательство книги, то трачу время, вкладываю деньги, поэтому заинтересован в качественном продукте, который вернет мне хотя бы затраченные деньги. Я заинтересован в том, чтобы читатель не зацепился глазами о типографские огрехи во время чтения. «Читается за один присест», «Книга не нагоняет сон» — это отзывы на мои книги «Күміс кітап» и «Настольная книга казахского бизнесмена». Они меня радуют: перед тем, как начать издавать книги, я изучал, какой должна быть правильная верстка. Я так мотивирован, потому что работаю в формате независимого издателя.

А госзаказ лишает мотивации: зачем качество, если деньги уже выплачены. Там еще такой маразм присутствует — заказчик требует сделать быстро. В какой-то момент исполнители — автор, дизайнеры, корректор, верстальщик, когда их постоянно теребят, думают, ну и ладно, сделаем как получится.

А потом у нас жалуются, что в магазинах мало казахских книг. Их нет, поскольку большинство выпущено по госзаказу, а у людей, которые писали и издавали эти книги, нет мотивации продавать их. Поэтому они либо где-то лежат, либо дарятся знакомым. Да и вряд ли книжные магазины захотят отдавать коммерческую площадь под книги, выполненные некачественно.

— Насколько госзаказ влияет на содержание книги?

— Конечно, я не читаю все книги, которые выходят по госзаказу. Среди книг, выпущенных по госзаказу, есть и более или менее приличные. Но тут проблема, попадают ли государственные деньги в руки талантливым издателям, которых, как мне кажется, нет. К чиновникам обычно пробиваются самые напористые.

— Наша экономика заточена на вывоз сырья и производство простых товаров, ей ни к чему много квалифицированных и компетентных специалистов. Возможно, поэтому государство не стремится по-настоящему культивировать чтение книг?

— Я бы не стал говорить так категорично. Предпринимаются отдельные попытки, например, переводится 100 лучших гуманитарных учебников на казахский. Отличная инициатива, уже переведены и изданы 18 книг.

Другой вопрос, насколько чиновники основательно подходят к популяризации чтения. Опять же из моего опыта: ко мне обратились представители администрации одной области, где хотели популяризировать чтение. Для этого надо было провести исследование и дать рекомендации, как повысить интерес молодых к чтению, что можно сделать с библиотеками, как их осовременить. Я согласился сделать для них исследование, работа отняла бы у меня месяц, понятно, что не бесплатно. Запросил небольшую сумму. Знаете, никто не перезвонил. То есть к чиновникам приходит понимание важности чтения, но они осознали это не настолько, чтобы выделять на это деньги.

Если смотреть с точки зрения бизнеса, то все не так безнадежно. Специфика бизнеса меняется — продвинутый бизнес, который требует приложения талантов и интеллекта, приходит на смену силовому варианту 1990‑х. Кроме того, многие ниши традиционного бизнеса — строительство, торговля, общепит и другие — давно заняты. Новая генерация предпринимателей вынуждена осваивать свободные сегменты, а они, как правило, связаны с новыми технологиями. Тут по определению нужны квалифицированные специалисты.

Эпоха небольших книг

— Большинство книг на казахском издаются за счет госсредств или личных средств автора. Тут отсутствует рыночный механизм, который позволил бы измерить их популярность. С прошлого года вы выпустили четыре книги, из них три на русском. Тут я без оценок вашей работы знаю, что в отличие от многих вы не на словах, а на деле развиваете казахский язык. Однако предпочитаете издавать книги на русском. Получается, деловая литература на казахском не пользуется спросом?

— Весь этот год я буду, скажем так, прощупывать ситуацию. Переводится «Настольная книга казахского бизнесмена», и она будет издана на казахском. Эта книга даст возможность посмотреть, насколько деловая литература на казахском востребована. Но не думаю, что ее продажи покажут в этом смысле объективную картину, поскольку это тот же контент, только на казахском, какой-то спрос уже покрыла русская версия.

Не буду раскрывать всех деталей, но скажу одну вещь. В этом году мы запланировали серию книг на казахском в новой подаче, чего совершенно не было раньше, в жанре документальной прозы с элементами мотивации. А там посмотрим на востребованность такой литературы на казахском.

— Будет ли спрос на документальную прозу на казахском языке?

— Мне кажется, будет. Понимаете, в наших условиях издатель не должен ограничиваться выпуском книг, надо параллельно популяризировать чтение.

В этом смысле за последние два года заметен позитивный тренд, в том числе за счет моих усилий. Я езжу по городам, встречаюсь с молодежной аудиторией, популяризирую. Недавно из Костаная ребята написали, что, прочитав мою книгу, организовали сообщество любителей чтения. Регулярно собираются и обсуждают прочитанные книги. Словом, есть какие-то позитивные подвижки.

— Документальная проза — сегодняшний тренд в мировом издательстве, почему у нас нет собственной документальной прозы?

— Повторюсь. Воспитание с элементами запретов, которое напрочь убивает инициативу, и непрерывное апеллирование к прошлому не делают чтение популярным. Когда главные герои — это ханы и батыры, то недооцениваются роль современников и события сегодняшнего дня. Марк Аврелий в книге «Наедине с собой» пишет, что люди не ценят своих современников, но хотят прославиться у потомков, которых никогда не увидят. В этом смысле, как бы иронично это ни звучало, зачем мы нашим предкам? Выходит, единственное, что у нас есть, — это наши современники. Гениальная мысль.

Мы же не ценим наших современников, а читающий мир ценит. Например, через пару лет после операции по ликвидации Бен Ладена один из участников событий написал несколько книг. У нас, конечно, таких масштабных сюжетов немного, но интересных достаточно. Опять же начало 1990‑х дарит много сюжетов. Но многим до этого нет дела, большинство интересуют ханы и батыры.

— Нехватка критической массы качественных переводов — одна из проблем, почему у нас мало читают. Вроде как Национальное бюро переводов, которое уже выпустило 18 учебников и планирует в этом году издать еще 30 книг, частично решает эту проблему. С другой стороны, в цифровую эпоху молодежь перестала читать объемные книги. Что делать для решения этой проблемы?

— Эпоха объемных книг уходит. Сегодняшнему читателю не нужны толстые книги. Изучив этот вопрос, я пришел к выводу, что сегодняшний читатель предпочитает, чтобы книга была объемом не более 300 страниц. Собственно, «Күміс кітап» написан в формате коротких рассказов не случайно.

Что касается проекта «100 лучших учебников на казахском», ни в коем случае не умаляю инициативу президента, но у меня есть вопросы к ее реализации. Не знаком с этими книгами, потому что их нет в продаже, они разошлись по библиотекам, какая-то часть была роздана селебрити. Судя по телесюжету и фотографиям этих книг, обложка сделана ужасно. Надеюсь, что уровень выполнения обложки не коррелируется с содержанием. Другой вопрос, по каким критериям отбирались книги.

— Была сформирована комиссия, куда также вошли ученые. Говорили, что шли жаркие дискуссии о том, какую книгу внести в список.

— О значимости этих книг я узнаю от людей, которые не причастны к бюро переводов, о них пишут в Facebook — вот такие моменты настораживают. И вообще ожидаешь другого подхода, если проектом руководит человек, который не воспитывался в системе советского менеджмента, а получил гарвардское образование. Проект финансируется за счет бюджета, поэтому хочется больше финансовой прозрачности, разъяснений, по каким критериям отбирались книги.

— Большая ошибка, если эти учебники не попадут на полки книжных магазинов.

— Обещали бесплатно разместить электронный вариант в интернете. Что касается библиотек, кто сейчас туда ходит? Студентом первого курса посетил Национальную библиотеку, потерял несколько часов, чтобы получить читательский билет, и потом еще отстоял очередь, чтобы заказать нужную книгу. А потом махнул рукой и ушел. После этого все нужные для учебы книги покупал. Свою библиотеку сформировал сам. Библиотеки не соответствуют современным стандартам менеджмента. Возможно, с тех пор что-то изменилось…