Автор: Тулеген Байтукенов
Говорят, что казахский язык самый сложный в мире, поскольку его не могут выучить даже сами казахи. Интернет-активист и политолог Бахытжан БУХАРБАЕВ (на снимке) взялся опровергнуть эту теорию, организовав по собственной инициативе курсы по изучению языка. Материальной выгоды они ему не приносят, зато частично перекрывают непреходящую потребность Бахытжана приносить какую-то пользу обществу. Точнее, не какую-то, а конкретную - Бухарбаева еще в КИСИ (Казахстанский институт стратегических исследований. Ред.) научили давать рекомендации строго по делу.
— Года четыре я слежу за темой языка, - говорит Бахытжан. - Социальные сети, блоги и СМИ не все общество, но тем не менее кое-какие выводы можно сделать. В любой казахской газете, например, всегда есть как минимум одна статья, посвященная языку. В русскоязычной прессе про проблему пишут мало, а когда пишут, часто перевирают смысл, вырывают цитаты из контекста. В результате казахский язык, призванный как средство коммуникации сближать людей, по факту их разобщает. Что интересно, такие тенденции “бумажной” прессы копируются в Интернете. Поскольку я владею двумя языками, то могу сопоставлять информацию. А когда сопоставляешь данные продолжительное время, возникает желание выдать какието рекомендации по улучшению ситуации. В результате я начал делать проект “Сухбат”. Идею позаимствовал в казахской прессе - они приглашали в редакцию представителя другой национальности, овладевшего казахским языком, и опрашивали по теме. Но поскольку все это печаталось тоже на казахском, то выглядело достаточно абсурдно. Зачем носителям языка узнавать, как его выучили другие? И я начал делать то же самое, но на русском, и публиковать интервью в своем блоге. Задавал вопросы: с чего начинали, какая мотивация, какие методики использовали и так далее. Там был конструктив, а не просто бла-бла-бла.
— Потом проект трансформировался в серию видеоинтервью Men Qazaqpyn.
— Да, ребята с блогплатформы сказали мне, что у аудитории может возникнуть недоверие к герою. Вдруг он казахским реально не владеет, а дает интервью, как его учить. И мы начали делать видеоконтент. Я записал 25 выпусков, на момент завершения проекта суммарное количество просмотров всех выпусков перевалило за миллион. Для Казнета это очень приличная цифра.
Видимо, после такой проделанной работы часть моих читателей стала ассоциировать меня со специалистом по казахскому языку и задавать вопросы лингвометодологического плана. А я-то язык с рождения знаю, не учил его, и я не преподаватель. Так и возникла идея создать курсы по изучению языка с квалифицированными педагогами. Вообще я придерживаюсь мнения, что каждый казах должен как минимум одного человека научить языку. Тогда все получится. Не могу гарантировать, что слушатели заговорят на литературном казахском, но бытовой на курсах они освоят.
— Есть у нас такая проблема - люди ходят на курсы, получают сертификаты и отличные оценки, но в результате языком все равно не владеют.
— Когда люди только пришли на курсы, я сразу сказал им, что они знают как минимум 150-200 казахских слов. Многие засомневались, но когда мы начали анкетирование, все встало на свои места. Слова “ата”, “ана”, “дүкен”, “мектеп” они же всем известны. Или, например, не все в курсе значений казахских имен, хотя многие годы общаются с их носителями и само слово слышат почти каждый день. Например, қанат (крыло), Бақыт (счастье), Гүлжан (душа цветка) и так далее. Я пришел к выводу, что население, в принципе, владеет языком. Если отталкиваться от того, что в пассивном словаре каждого естественным образом уже набралось 200 слов, дать ему еще возможность в течение первых нескольких занятий довести это число до 300, то, в принципе, это уже есть тот минимум, на котором можно говорить. Нужно просто ему дать толчок. Надо сказать, что слушатели курсов стараются, у них есть мотивация. В целом ситуация с языком улучшается год от года - сейчас уже никто не задается вопросом: “А зачем мне нужен казахский?”.
— Недавно представили некую программу по изучению языка посредством связи по Skype с жителями аулов. Как ты думаешь, насколько она жизнеспособна?
— Конкретно об этой программе я не слышал, но хочу отметить, что сейчас вообще стало больше различных инициатив по изучению казахского. Это говорит о большом спросе на язык, во-первых, а во-вторых, об усталости как предлагающих, так и ищущих такие программы людей от пресловутой банальности и избитости методов подачи знаний. С одной стороны, это хорошо. Но спрос этот не всегда рождает здравое предложение. Приведу пример. Три месяца я потратил на то, чтобы найти педагога, который бы подходил моим курсам и требованиям. Я встречался со многими, как с теми, которых искал через сайты объявлений, так и с теми, которых предлагали мне знакомые. Я был удивлен, что на сайте с объявлениями наряду с профессиональными педагогами свои анкеты размещали выпускники химфака, ветеринарного, аграрного учебных заведений. Со многими из них я переговорил как по телефону, так и при встрече. Конечно, нельзя отрицать, что, несмотря на отсутствие профессионального образования в этой области, среди них могли встретиться педагоги от бога, но, уверяю вас, среди химиков, аграриев и ветеринаров не нашлось тех, кто мог ответить на простые вопросы потенциального клиента в моем лице. По чьей методике обучаешь? Молчат. Сколько академических часов длится одно занятие? Молчат. Продолжительность одного уровня? Молчат. А потом сами признаются, что не такие сильные педагоги, которых я ищу. Такие ребята, на мой взгляд, в общественных масштабах уже существенно вредят развитию казахского языка, ведь к ним же записываются люди, которые еще недостаточно владеют языком, а оттого не могут сделать сравнительные выводы.
Ко мне обращаются многие неравнодушные читатели, которые предлагают свою посильную помощь в качестве волонтеров. Так вот, один из них в качестве носителя языка предложил языковую практику слушателям моих курсов по Skype. Разумеется, такие методы можно рассматривать как полезное дополнение к основным курсам с сильным педагогом и четкой методикой.
— Ты как-то писал о том, что казаху в Казахстане тяжелее, чем кому бы то ни было.
— Представим ситуацию. Приезжает молодой человек из аула в Алматы и хочет загрузить себе деньги на сотку с терминала. Русским языком он не владеет, а весь интерфейс у аппарата на русском. Маразм? Конечно. Сейчас уже появился казахский язык на дисплеях, а раньше не было, и я помню, как сам звонил в управляющую компанию и ругался. Или сейчас - сделали дубляж “Человека паука” на казахский, но я все равно не могу пойти на сеанс в удобное для себя время. Ставят в такие часы, когда никто не ходит - якобы версии на государственном языке нерентабельны. Ну кто пойдет днем на блокбастер? Это очень обидно. И вот я не пойму, почему трудно быть казахом в нашей стране?
— Это к вопросу о социальной ответственности бизнеса или государственной поддержке?
— Какое-то стимулирование со стороны государства, думаю, должно быть. Раз уже вбухивается огромное количество денег на дубляж, то почему бы не поработать над тем, чтобы фильм на казахском крутился в прайм-тайм? Потенциальная аудитория есть, нужно просто работать с ней.
