Видео жестокой расправы над волками заполонило интернет и вызывает недовольство очень многих. Однако исследование казахских охотничьих традиций показывает, что волк всегда был не в почете у охотников.
В зимнее время хищников отстреливали всегда, но именно в этом году их умерщвляют с особой жестокостью: то давят внедорожником, то забивают прикладом ружья, то душат. Возмущенные пользователи соцсетей связывают такую жестокость с тем, что люди в наше время ожесточились, агрессии стало больше. Однако тщательное изучение этнографических заметок показывает, что казахи всегда отличались жестоким отношением к серым лютым. Иногда даже кажется, что предки могли дать в этом фору нашим современникам…
В казахской культуре образ волка встречается повсеместно. Мифы связывают происхождение народа с небесным волком, его изображали на знаменах. Акын Суюнбай оставил выразительные строки:
Бөрі басым ұраным,
Бөрілі менің байрағым.
Бөрілі байрақ көтерсе,
Қозып кетер қайдағым.
(Волчья голова – мой боевой клич,
Волчье место – моя родина,
Когда водружается волчье знамя,
Тебя окрыляет боевой дух.
– перевод Алкея Маргулана)
Существует даже анекдот, в котором казахи занимают второе место в мировом рейтинге по поеданию мяса — после волков. Тем не менее волки всегда оставались главным врагом для казаха из-за набегов на стада овец.
Для начала отметим, что охота для народа никогда не была объектом промысла. Дореволюционный исследователь Мякутин пишет, что «охота в степи дозволяется невозбранно повсюду. Основано это на общности у киргизов земли и на том, что охота не составляет предмета правильного промысла, а забавы».
В начале 19 века этнограф Броневский оставил такую заметку: «Волков и лисиц вырывают из нор или гоняют на лошадях до утомления – и забивают палками, стараясь попасть по переносью».
На серого редко охотились с беркутом. Русский этнограф Рычков в конце 18 века так описывал охоту на волка: «Киргизцы степных волков бьют плетьми и копьями, гоняясь за ними на лошадях, а некоторые к тому употребляют птиц, называемых беркуты, которых обучают так, что налетев на волка, хватают когтями, одною ногою за голову, а паче за глаза, а другою за пах, и, так его стянув, удерживают или глаза выклевывают; а между тем киргизцы, наскакав на лошадях, копьем или какое при них случится оружие, убивают».
Охота на волков у казахов. Картина художника Николая Каразина, 19 век
«Случается, что беркута пускают на волка, но эта охота опасна. Если беркут не успеет захватить когтями морду волка, последний может перегрызть лапу или крылья птицы, у беркута часто не хватает сил свернуть и удержать зверя», — через столетие отмечает семипалатинский краевед Сейтов.
Его современник исследователь Ибрагимов пишет о страсти казахов к убийству волков:
«Киргизы часто охотятся на волков. Делают облаву и убивают волка палками. В западно-сибирской степи
был один киргиз по имени Исеней, который так страстно любил эту охоту, что даже несмотря на свою болезнь, от которой не мог ездить верхом, часто отправлялся на охоту в санях;
киргизы, сопровождавшие его, пригоняли волка и он собственноручно убивал его».
Охота в камышах
Однако самое подробное описание расправы над волками встречаем у выдающегося казахского исследователя Салыка Бабаджанова, который два столетия назад сам участвовал на охоте на хищника:
«Из зверей кое-где и, по счастию, очень редко, попадаются волки [исследователь говорит о Внутренней Орде – Б. Б.]. Вред, причиняемый им киргизским табунам и стадам весьма незначителен… Киргизы крепко их недолюбливают, но ловят их не ради охотничьей прихоти и даже не с целью добычи их шкур, а единственно для сохранения своего скота. В большинстве случаев охота на волков производится у нас таким образом. Несколько киргиз после предварительного уговора съезжаются в названное время и место на лошадях и на верблюдах и, отыскав место, в котором (по признакам) должен находиться волк, делают на него облаву. Выгнав зверя на открытое место, киргизы преследуют его до тех пор, покуда не поймают или не убьют. Мне раз случилось быть свидетелем подобной киргизской охоты на волка на каспийском побережье. Дело было поздней осенью. В черных, т. е. на прибрежных островках не проходило почти без того, что волки не зарезали у кого-нибудь нескольких штук скотины. Это сильно раздражало киргиз. По всем приметам волки укрывались на самом крайнем к морю острове, называемым средним Забуруньем. Этот остров опушен по берегам довольно густым и высоким камышом, представляющим для волков довольно надежное убежище. Несколько влиятельных и достаточных ордынцев как-то собрались в одном ауле и там за кумысом и чаем в приятном ожидании варившейся для них баранины уговорились поохотиться за волками и на совещании положили: на следующий же день собраться всем на середину Забурунья, пригласить и других лиц, которые пожелали бы принять участие в этой охоте.
Наутро человек пятьдесят, кто на лошадях, кто на верблюдах, съехались на условленное место, т. е. на Забурунье, уговорились двинуться по берегу развернутым фронтом и обшарить все прибрежные камыши. Середина острова представляет довольно ровную возвышенность, на которую охотники и отправили несколько всадников на хороших лошадях – сторожить волков, — другая партия всадников была размещена на ближайших островках для того, чтобы отрезать отступление волкам, которые вздумали бы туда отправиться. Когда эти предварительные распоряжения были сделаны, главная толпа охотников, выстроившись в линию, двинулась развернутым фронтом по камышу. Надобно заметить, что все вооружение киргизов состояло из дубин, палок, топоров на длинных топорищах, а огнестрельного оружия не было ни у одного вследствие того, что киргизы мало знакомы с употреблением этого оружия.
Чтобы вспугнуть зверя, охотники подняли оглушительный крик и начали отчаянно хлопать по тебенькам и камышам нагайками и дубинами. К этим крикам и стуку присоединились и жалобные завывания верблюдов. Собак не было ни у кого вследствие того, что ордынские дворняжки, даже борзые собаки, почти никогда не осиливают волка, а потому и не могут быть полезными помощниками на охоте за этим зверем. Наконец крики киргиз взяли свое, из камышей выскочил волк и пустился удирать во все лопатки. Завидев его, охотники заорали еще громче и понеслись за ним вдогонку. Я стоял почти на самой середине острова, следовательно, на некотором возвышении, с которого было очень хорошо следить за ходом охоты. Набежав на сторожевых всадников, волк быстро повернул на другой край острова и через минуту скрылся в камышах. Прискакав всей гурьбой с теми же криками к этому месту, охотники снова выгнали волка на ровную, несколько возвышенную площадку. Стоявшие в этом месте всадники, также заголосив в свою очередь, пустились преследовать зверя, стараясь направить его к главной группе охотников или, по крайней мере, не допустить ему опять скрыться в камышах. Преследуемый шумной оравой киргиз, оторопелый волк, описав несколько кругов, бросаясь с одного конца острова на другой и, видно, обессиленный продолжительным преследованием, начал все более и более убавлять шаги, так что всадники, имевшие лошадей получше, начали уже настигать его. Особенно жутко пришлось волку от одного из охотников, бывшего на отличной скаковой лошади, увлекшись жаром погони, для облегчения своего скакуна, сбросил с него седло и преследовал волка по пятам, стараясь пригнать к толпе охотников. Но зверь не сдавался долго и чрезвычайно ловко увертывался от ударов занесенных на него дубины и палок и при каждом удобном случае ускользал в камыш, откуда, конечно, каждый раз его снова выгоняли на открытое место, что было довольно нелегко, так как бежать в камышах по причине их густоты было в одинаковой степени трудно как самому волку, так и лошадям. Чтобы ближе видеть заключение охоты, которое, судя по всему, должно было последовать скоро, я поспешил присоединиться к передовой толпе охотников. Впереди всех несся на расседланном скакуне неутомимый преследователь волка, киргиз, ни на минуту не упускавший зверя из виду. Он уже совершенно настигал его, но каждый раз, когда он замахивался дубинкой, удар его пропадал даром вследствие того, что дубина запутывалась в густом и высоком камыше, среди которого бежал обезумевший от страха и донельзя измученный волк.
Бег зверя, сильно затрудняемый густой травой и камышом, с каждой минутой становился все тише и тише, так что лошади догоняли его очень незначительной рысцой. Очень скоро охотники, настигнув всей толпой зверя, заскакали его спереди, сзади, словом, со всех сторон, и, таким образом, совершенно окружили цепью. Волк вертелся во все стороны, метался как угорелый и даже успевал несколько раз прорваться сквозь цепь охотников, но те, продолжая наступать на него, в неописуемом азарте рвались вперед, так как каждому хотелось нанести зверю первый удар. Завязалась суматоха невообразимая, один мешал другому, третий на чем свет стоит ругал четвертого, обвиняя его в том, что он по его милости дал промах. Один расторопный и сметливый джигит, перед которым на довольно близком расстоянии пробирался в камышах волк, вдруг соскочил с лошади, в минуту переломил свою дубину пополам и, схватив один обломок, бросился преследовать волка пешком. Он уже почти настигал его, у меня мелькнула мысль об опасности, которой подвергал себя этот удалец, так как известно, что во время травли разъяренный волк очень часто бросается на своего преследователя. Я кинул взгляд на других охотников и также прочитал на лицах их опасение за участь удалого товарища. По счастию, опасения эти не оправдались, и не прошло двух-трех минут, как смельчак, настигнув волка и крепко ухватив его за хвост, начал изо всей силы, что называется, утюжить его обломком дубины по чему попало.
Волк вертелся то в ту, то в другую сторону, стараясь как-нибудь схватить джигита, но это ему решительно не удавалось вследствие густоты камыша
Не смущаясь покушениями зверя и не выпуская его хвоста, джигит с неутомимым усердием продолжал полосовать дубиной по спине, голове и ребрам. Скоро подъехал к нему и всадник на скаковой лошади, тот самый, который с самого начала охоты так успешно и настойчиво преследовал волка, и нанес зверю своей тяжелой дубиной почти смертельный, по крайней мере, страшно оглушительный удар, так что тот упал на передние колена и уткнулся мордой в землю. Между тем, совершенно ожесточившийся джигит вскочил на волка верхом и, сильно сдавив ему шею, не допустил подняться на ноги. Подъехавшая в это время передовая толпа охотников тотчас же спешилась и, окружив зверя, начала валять его дубьем и жестоко бить нагайками. Несмотря на то, что волк, в которого вцепилось со всех сторон множество дюжин рук, не имел возможности пошевельнуться, каждый подоспевший охотник считал священной обязанностью осыпать его ударами, приговаривая при каждом ударе, что тогда-то и тогда-то его собратья волки зарезали или утащили у него такую-то скотину… Один, например, упрекал волка в том, что у него когда-то пропала корова, другой вспоминал о похищении у него теленка или лошади, третий укорял за баранов или коз. И при этом удары сыпались градом на полумертвого зверя.
Вдруг среди охотников раздался повелительный голос одного влиятельного лица, объявившего, что волка не нужно забивать до смерти,
а следует взять и доставить в аул живьем. Непосредственно затем несколько охотников, протиснувшись сквозь толпу товарищей, подошли к волку, который, несмотря на значительную потерю крови, еще был жив – обвязали ему морду, поставили на ноги и… удивительна живучесть этого зверя: он, несмотря на ожесточенные удары охотников, настолько сохранил еще сил, что был в состоянии идти на поводе. Тут подъехали остальные охотники, которые по нерасторопности своих лошадей и верблюдов сильно отстали от прочих. Увидев заарканенного волка, они поспешили адресоваться к нему с намерением также по силе возможности поколотить его, чтобы отвести душу за когда-то пропавший у них скот, но к великому огорчению своему были удержаны от этого варварства товарищами. Так как камыш на этот раз был обшарен не на всем острове, то было решено продолжать охоту на противоположном его конце. И снова вытянулись в цепь охотники, опять врезались в камыш и поскакали в нем, выкрикивая волков. Не прошло двух-трех минут, как один из охотников закричал, что видит волка. При этом известии все всполошились, поднялось смятение и гвалт невообразимый. Все с нетерпением погоняли лошадей, но было очень трудно разобрать, в какую именно сторону выбежал волк. Заметив наконец, что некоторые из охотников вдруг понеслись по одному направлению, поскакали туда и прочие, а в числе их и я. Напав на след зверя, мы тотчас заметили, что этот посмышленей первого, так как вместо того, чтобы выбежать на открытую середину острова, он пустился бежать к самому берегу, очевидно намереваясь искать спасения на другом острове, отделявшимся от среднего Забурунья довольно порядочной ширины проливом. Берег противоположного острова был также покрыт густым камышом, охотникам было особенно важно не допустить волка достичь этого берега, для этого нужно было во что бы то ни стало настигнуть его в воде, что было делом далеко не легким, так как пролив был в ширину не менее полуверсты со значительной глубиной в середине и необыкновенно топкими берегами, так что охотникам представлялась двойная опасность: или утонуть, или завязнуть в береговом иле. Между тем волк решительно направлялся к проливу и охотникам нельзя было терять ни одной минуты, из толпы их отделилось шесть человек, они понеслись вслед за волком, прочие смиренно остались на берегу – ждать развязки. Волк все дальше забирался в воду, местами тонул, завязал в иле и снова выкарабкивался. Удальцы, с громкими криками подняв дубины, неслись за ним по пятам.
Но временами волк оглядывался на своих преследователей, глаза его загорались, как раскаленные уголья. Два джигита на скаковых лошадях успели почти совсем нагнать зверя в то время, когда он уже достигал середины залива; далее к противоположному берегу волк продолжал плыть, между тем как лошади преследовавших его киргиз уже касались ногами земли. Поравнявшись со зверем, один из всадников с размаху ударил его по голове дубиной. Удар был смертельным, и волк, ткнувшись мордой в воду, уже не поднимал более головы, так что удар дубины второго всадника оказался уже лишним. Привязав мертвого зверя к хвосту одной из лошадей, всадники пустились тем же путем, то есть через пролив, обратно. Мы встретили их с величайшим восторгом и отвязав волка от конского хвоста предоставили его согласно местному обычаю старшему из бывших с нами охотников.
Надо отметить, что хотя по немногочисленности волков причиняемый ими киргизам вред, как мы уже заметили, не особенно велик, тем не менее киргизы злы на них чрезвычайно и преследуют без всякого милосердия. Поймав волка, они обыкновенно стараются по возможности привезти его в аул живого, где и передают жертву мальчишкам и собакам. Иногда случается, что заполучив к себе волка, киргизы заживо сдирают с него шкуру и потом отпускают на свободу. По рассказам очевидцев, ободранный волк даже зимою может пробежать сгоряча версты две, затем, разумеется, падает и околевает.
…у киргиз каждый, имевший случай поймать волка, приобретает в общественном мнении репутацию отличного джигита. Кроме того, поимка волка в глазах ордынца составляет такой подвиг удальства, о котором он рассказывает не иначе как с величайшей гордостью».
