Этим постом открываю серию, посвященную странным казахским обычаям, существование которых сейчас выглядит парадоксальным. Я как-то уже поднимал тему о необходимости трансформировать ряд казахских обычаев, или даже вовсе отказаться от них в силу невостребованности в современном мире. Теперь более подробно о них.
В далеком 1848 году великий украинский поэт Тарас Шевченко, отбывавший ссылку на Мангыстауской земле, принял приглашение выехать в экспедицию на Арал. Надобно полагать, что такая возможность была воспринята им с величайшей радостью, поскольку царские власти строжайше запретили ему писать и рисовать в чужбине. Поэт неоднократно обращался к властям с просьбой снять этот тягостный запрет, писал, что кисть его никогда не грешила и не будет грешить в смысле политическом, но толку не было. И вот, Тараса Григорьевича берут в экспедицию по изучению Аральского моря и поручают срисовывать для отчета виды побережья и местные народы. Запрет на рисование оставался в силе, но гуманные офицеры-участники экспедиции пошли на встречу. Когда об этом узнали в Петербурге, офицеры получили выговор, а поэта отправили еще глубже в ссылку с повторным запрещением рисовать.
Однако от той далекой экспедиции остались проникновенные акварельные рисунки. Весной 1848 года Тарас Шевченко увидел в степи большой пожар — казахи зажгли старый ковыль, чтобы новый лучше рос. Он всю ночь смотрел на горящий горизонт, как некогда император Нерон на горящий Рим. Тогда и нарисовал эту акварель:
В девятнадцатом веке казахи жгли степь часто и с азартом. Как высказался бы наш современник, отжигали по полной. Не только великий украинский поэт, но и многие этнографы, прибывшие в степь, могли наблюдать за пылающим горизонтом. Лучше и подробней всех пожар в степи и обычай поджигать траву описал исследователь В.К. фон Герн в своей работе «Обычаи и нравы казахов»:
При возвращении с летовок, осенью, казахи заботятся о заготовлении себе уртеней, т.е. пускают палы на ветошь, в полном убеждении, что весной, прежде всего трава вырастет на выжженном такими палами месте и что изнуренный зимней тебеневкой скот очень быстро поправляется только на опаленных местах — уртенях.
Палы пускают и весной, как только сойдет снег, и прошлогодняя ветошь подсохнет; но казахи не пускают уже палов как только появятся насекомые, считая грехом палы, пущенные после появления насекомых, весной.
В высокой степи беспечные казахи, пуская палы, вовсе не думают о тех ужасных несчастьях, причиной коих могут быть и часто бывают палы.
Если огонь палов захватит на своем пути расположившийся в юртах аул, то, по меньшей мере, наделает большой переполох, а то, в особенности ночью, может быть и причиной пожара, потому что казахи как бы они чутко не спали, не всегда успевают собрать и увезти юрты и разложенное в них свое имущество за пределы степного пожарища-палов. Когда приближение палов замечено, издали и ветер не особенно силен, то аул успеет еще разобрать юрты, затюковать их и все находящееся в юртах имущество, навьючить все на верблюдов или на арбы (в северной части степи) и быстро удалиться с пути палов, гонимых ветром.
Если же, палы приблизятся к аулу ночью, так что в ауле узнают о близости опасности только по особому шуму, доносимому ветром, а тем более по запаху горелой травы, что указывает уже на близость опасности, то застигнутые палами спешат спасаться сами, угнать скот и вытащить из юрт платье и все более ценное для казахского хозяйства, если еще с перепуга не потеряли голову.
Кошма (войлок), прикрывающая остов юрты, сильно высохшая во время лета, очень легко и быстро загорается, и если уже огонь дошел до юрты, и юрта загорелась, люди, находящиеся в ней, должны поторопиться выскочить из горящей юрты, оставив ее на произвол судьбы, вместе с находящимся в ней имуществом, заключавшим в себе всю обстановку несложного хозяйства и жизни кочевников.
Конечно, ни чему другому, как обычаю пускать палы, следует приписать быстрое уничтожение лесной и кустарниковой растительности в местах, занятых казахским населением. Кустарники уничтожаются этими палами совершенно, так что на другой год после палов, местность представляется как бы выбритой, и только валяющиеся кое-где угольки под травой свидетельствуют об уничтоженной огнем древесной растительности, да местами в подтверждение такого свидетельства, торчат обгорелые пеньки бывших кустарников.
Предусмотрительные казахи (а таких очень не много) в середине лета приезжают к своим зимовкам и обжигают кругом их траву на несколько сажень ширины вокруг зимовок для того, чтобы сохранить от опасности пожара палов свои зимовки и запасы сена. Если палы идут без сильного ветра, то такая предосторожность действительно спасает от пожара, когда палы гонит сильный ветер, то загоревшаяся сухая трава отрывается от корня и перелетает по ветру далеко и как только один горящий стебелек, а тем более ветка горящего кустарника упадет в сено или на покрытую сеном или соломой крышу зимовки, необитаемая во время лета и не охраняемая никем зимовка сделается добычей пламени и сгорит дотла. При производстве палов в безветренную погоду или при малом ветре, казахи иногда руководят палами и отчасти направляют их, причем, где надо уменьшить огонь, волочат на чумбуре, по горящей траве, потник, кошму или шкуру крупного скота и этим тушат горящую сухую траву и уменьшают линию огня. При усилившсмся ветре, руководство палами немыслимо, так как ветер разносит горящую траву далеко вперед, и огонь несется по степи с ужасной быстротой, уничтожая на своем пути все, способное гореть.
Все предписываемые административные меры, для уничтожения обычая пускать палы, не ведут ни к чему. Казаху, по его твердому убеждению, необходимы палы для того, чтобы получить хороший корм весной, при передвижении его со стадами на летние кочевки и он, уверенный в полной безнаказанности своего поступка в никем не охраняемой степи, не посмотрит ни на какие запрещения и проходя мимо намеченного наперед места, зажжет близ своего пути, в двух-трех местах траву и уедет с места пущенных им палов, предоставляя дальнейшее на волю ветра.
Сухая трава скоро загорается, и линия огня, с каждым шагом все, расширяясь, захватывает иногда пространство в несколько сот сажень шириной и несется неудержимым потоком по ветру. Стог сена, хлебные поля, кустарники и даже молодой лес, находящиеся на пути пламени, уничтожаются таким огненным потоком. Большие деревья не менее страдают от палов. у них сначала обгорают кора, ветви и верхушка, так что деревья останавливаются в росте, заболевают и сохнут, а в следующем году, если не будут срублены, служат при новых, дошедших до них палах, увеличением силы и вреда своим горением.
Разыскивание виновного, пустившего палы, является бесполезным, потому что казах казаха не выдаст, а кто же другой мог бы увидеть и уличить пустившего палы? Русские власти без крайней необходимости (расследование какого-нибудь происшествия, чрезвычайный съезд народных судей или выборы на должности по туземному управлению) обыкновенно по степи не ездят: следовательно, опаливание пастбищ может быть прекращено только тогда, когда сами казахи убедятся, что палы приносят гораздо больше вреда, чем пользы, по крайней мере, в том виде, в каком они до сего времени производятся.
Казах признает только одну вредную и даже опасную для его хозяйства сторону производства палов и то исключительно осенних если местности, выжженные палами, будут покрыты глубоким снегом, который потом затвердеет и изнуренный тяжелой добычей корма зимою казахский скот начнет падать от истощения, т.е. степь посетит величайшее несчастье для казаха-скотовода — джут (падеж скота от бескормицы). Весь скот, находящийся на опаленных местностях, будет быстрее истощаться, так как утомленный разрыванием снега, не будет находить под снегом ветоши, которой скот питается во время зимы. Это заставляет казахов, предвидя возможность джута, старательно избегать пастьбу скота зимой на местностях, опаленных осенью.
Из этого подробного описания мы видим, каким бичом были палы для жителей аулов. Беспечный поджигатель, который по собственному убеждению делал это в благих целях, мог наломать таких дров, что совсем не причастные к поджогу и едва ли занятые земледелием казахи массово оставляли свои юрты и имущество, возможно даже получали ожоги.
Палы приносили больше зла, нежели пользы. Видный общественный, государственный деятель и исследователь традиционной культуры казахов девятнадцатого века Муса Шорманов в своих этнографических заметках тоже указывает на причину того, почему казахи были падки поджигать степь:
Летние кочевки выжигаются осенью для уничтожения личинок насекомых, беспокоящих стада в летнюю жару, между тем как зимние остаются все лето нетронутыми, таким образом, киргизы, занимая по видимому огромные пространства земли, в сущности, пользуются только незначителъною частью и потому постоянно нуждаются в земле.
Адольф Янушкевич также не преминул упомянуть об этом явлении:
Страшными бывают картины пожара от огня, пущенного в сухие степные травы. Часто пламя охватывает юрты так быстро, что ничего нельзя спасти, взрослые едва успевают выбежать, а немало детей становятся жертвами огня.
Надо сказать, что существует версия, согласно которой палы активно применялись во время войны, когда казахи искусственно устраивали пожары в степи. Говоря современным языком, использовали тактику выжженной земли.
Современный читатель может подумать, что палы остались в далеком прошлом и вспоминать о них стоит чисто ради этнографического интереса. Однако это не совсем так. Возможно, и не так массово, как это было сто пятьдесят лет назад, но отдельные поджигатели степей встречаются по сей день. Причину зачастую объяснить не могут. Об этом мне довелось узнать от своего коллеги в КИСИ, заядлого любителя выезжать на охоту в казахские степи. Он рассказывал о том, как неоднократно видел горящую степь, и у него не возникали сомнения в том, что это дело человеческих рук.
Два года назад журналисту Григорию Беденко удалось сфотографировать зарождавшийся пожар и задержанного поджигателя, который очень интересно объяснил свой поступок. Хочу выложить в своем посте этот эпизод из репортажа журналиста, надеюсь, автор не будет против (в кавычках текст Беденко):
«Жанат Мамбаев, главный специалист “КазАвиаЛесоохраны” говорит, что это – по всем признакам поджог: пламя пожирает кустарник рядом с дорогой, которая ведет к крестьянскому хозяйству».
«Начинаем кружить над этим местом, спустя пару минут из дымной завесы появляется машина».
«Сергей делает рискованный маневр, блокируя поджигателям путь».
«Когда у ребят спросили, зачем они подожгли степь, те весьма своеобразно объяснили свой поступок: “Братан, меня тут волки замучали! Кошара рядом, таскают овец!”. Надо сказать, что это весьма своеобразный способ борьбы с волками…»
Палы — обычай поджигать степь — дошли до наших дней. Разумеется, с развитием химической промышленности появились другие способы борьбы с личинками вредных насекомых, но степи горят, напоминая времена Абая. Правда, есть небольшие различия. Например, если раньше в результате поджогов могли страдать юрты и кочевое хозяйство, то в оседлую эпоху пламя может поглотить дома, близлежащие деревеньки. Да и боевых действий казахи, к счастью, на своей земле уже не ведут. Ну и наконец, где ж теперь взять таких поэтов, как Шевченко, кто пламенно воспел бы горящую степь.
